Петр Петрович Нефедов (1918—2004) — поэт, член Союза Писателей России. Воевал, награжден боевыми медалями. Работал в Магадане с 1948 года ответственным секретарем журнала «Блокнот агитатора», директором областного книжного издательства, председателем комитета по телевидению и радиовещанию, ответственным секретарем Магаданской писательской организации. Всего издано более 10 сборников стихотворений и поэм, значительная часть которых посвящена Колыме и Чукотке. На Магаданской сцене шли две его пьесы «У Колымы-реки» и «Иван Безроднов». На несколько стихотворений Вадим Козин написал музыку и исполнял эти песни.

Родившись в знойном степном Заволжье, я никогда не думал, что судьба столкнет меня с далеким  и суровым Севером, что сам этот Север станет моей биографической и литературной судьбой. После многих университетов жизни — школа, рабфак, институт, армия — я оказался в журналистском коллективе столичного «Огонька», который стал для меня важной ступенью ученичества. Вот здесь в  1948 году по совету Алексея Александровича Суркова, редактирующего журнал, и решил я поехать работать в Магадан. Мысль об этом возникла не случайно, ведь вся моя армейская жизнь в течение семи лет была связана с Дальним Востоком.

В моём творческом багаже к тому времени было десятка три стихотворений, опубликованных в газетах и журналах, небольшой опыт журналистики и ещё было поэтическое напутствие моего старшего
товарища  и учителя, прекрасного певца Дальнего Востока Петра Степановича Комарова. Это он в Хабаровской газете «Тревога» в 1943 году сказал первое печатное слово о моих стихах.

Уже на пути в Нагаево, в каюте знаменитого в то время парохода «Феликс Дзержинский», я заболел Севером:

Немногие, — запомнил с детства я, -

Поведали об этом крае нам.

Окончен путь, и я приветствую

Тебя, земли моей окраина.

Через несколько дней уже в Магадане, было написано «В бухте Нагаева», положившее начало всей моей северной «одиссеи». Это стихотворение позже напечатала «Правда», и оно публикуется до сих пор почти во всех моих сборниках, потому что во всех них главной была и остается тема Севера.

О стихах говорить трудно, тем более о своих. Но я на всю жизнь запомнил строки, написанные мне Петром Степановичем Комаровым, когда он получил мои первые колымские стихи. «Кажется, — писал он, — отсюда, с  далекого Севера, и начинается настоящий Нефедов». К этому мнению присоединился потом другой большой советский поэт Сергей Наровчатов. Не знаю, насколько я оправдал их предсказание, но одно несомненно: Дальний Север, золотая моя Колыма, действительно стали моей пожизненной любовью.

Петр Нефедов

Библиография:

1954 Сборник стихов «Большие расстояния».  Магадан.

1970 Великая Отечественная. Стихотворения и поэмы в двух томах. Москва, издательство «Художественная литература».

1986 «Любовь моя, Север» Магадан.

***

Дорога домой

Под нами скалы вздыблены,

А мы поверх плывём

В посёлок наш Билибино -

Отныне здесь наш дом.

— Так здравствуй, заполярная,

Родная сторона!

Привет свой наши парни ей

Шлют хором из «окна».

А парни все безусые,

Летят впервые здесь,

Чернявые и русые,

И даже рыжий есть.

Ещё солдатской стрижкою

Ершится голова.

Но жизнь уже не книжкою

Вошла в свои права.

И то, что было читано -

Чукотка, Колыма, -

Теперь в путёвке выданной

Звучит, как жизнь сама.

Своим сердцам послушные.

Им только дело дай.

И мчит такси воздушное

Их в заполярный край.

Летят. И вдруг услышали:

— А между прочим, вам

Известно ли, служивые,

Что жить-то негде там?

Одни палатки белые,

И тех недостаёт.

— И мы палатку сделаем, -

Сержант ответ даёт.

— Ну, а морозы, знаете,

Под шестьдесят зимой?

— А, что вы нас пугаете?!

Ведь мы ж — к себе домой!

И замолчал критически

Настроенный сосед,

И голос смолк скептический:

Вопросов больше нет.

Им, парням, честь порукою,

И — что им, молодым? -

Любуются округою,

Где жить отныне им.

Вот стенка туч прошиблена,

Проломана крылом.

— Так здравствуй же, Билибино,

Наш новый отчий дом!

1961

***

В бухте Нагаева

Серебряными мелкими монетами

Блестит на солнце чешуя воды.

Над сопками, в зелёный плащ одетыми,

Не то туман, не то белёсый дым.

Из порта в город мчит «Победа» юркая,

Буксир к причалу баржу волочит.

А вдалеке, накрывшись чёрной буркою,

Грохочут скалы.  День плывёт, лучист.

Плывет туда, в мою родную сторону.

И пылью известковою одет,

Поет, гремит над городом, которому

Ещё и десяти от роду нет.

По автостраде, грузные, тяжёлые,

Идут на север автопоезда.

И самолёт, сверкнув крылом над школою,

Летит по курсу на залив Креста.

И все — движенье, все — порыв стремительный,

Вот ты каков, страны моей форпост!

А вспомнишь вдруг, и станет удивительно,

Что до Москвы — тринадцать тысяч вёрст.

1948

***

Геолог

Вот он по улице шагает,

Его рюкзак походный полон.

И пыль на сапогах такая,

Что кажется — весь мир прошёл он.

И вправду, где он только не был,

Какие дали не измерил!

Бывало так: ни крошки хлеба,

А он всё шёл, всё шёл и верил.

И где-то в дебрях непролазных

Ободранными в кровь руками,

Измучась, обессилев сразу,

Он поднимал тот самый камень,

Тот самый, редкий, за которым

Он шёл, забыв про всё на свете…

Всё тот же лес, все те же горы,

И в спину бьёт попутный ветер.

А там за ним уже по следу

Столбы размашисто шагают,

Шахтеры и прорабы едут,

И взрывы глушь тайги пугают.

И крышей упираясь в небо,

Встают дома, где жить мы будем.

А он идёт… Вот так и мне бы

Указывать дорогу людям.

1948

***

На краю России

У ног её дикие камни

Да мох, что меж ними порос.

О, как же ты здесь дорога мне,

Сестра подмосковных берез!

Оттуда — подумать страшно -

Такая даль пролегла.

Кудрявая, белая, наша,

Как ты дойти смогла?!

Как на ветру жестоком,

Среди леденящих вьюг

Стоишь ты в таком далёком,

В таком суровом краю?...

Листвою шумя зелёной,

Она говорит со мной:

— И здесь, в стороне студёной,

Я — на земле родной.

Её и теплом, и силой

Я и жива, и сильна…

Одна ты у нас, Россия,

Как мать у детей, одна.

1952

***

Лиственница

Снарядом гром ударил в стекла,

И дождь — как слёзы по лицу.

И лиственница вся намокла,

Прижалась к нашему крыльцу.

И мне до боли жалко было

Смотреть, как вихрь над ней свистит.

Она, казалось мне, просила

Хоть в коридор её впустить.

А дождь хлестал, и в полумраке

Сверкали молнии мечи.

Но вот затихло всё. В овраги

Сбегали мутные ручьи.

И лиственница распрямилась,

И стала выше и стройней.

Она цвела и вся светилась…

А я тревожился о ней.

1957

***

***

Ночами небо северное хмуро,

Ни звёзд на нём лучистых, ни луны,

И только тучи движутся понуро,

Черны и тяжелы, как валуны.

Стоят леса загадочно и молча,

Засыпаны пургою до вершин,

И только ветер иногда по-волчьи

Завоет вдруг и снегом зашуршит.

И кажется, застыло всё земное

В холодной этой пасмурной ночи.

Но знаю я  — под коркой ледяною

Кипят золотоносные ключи…

1961

***

Романтики

Молодые романтики

Приезжают на Север с гитарами,

Прячут бритвы подальше,

Чтоб скорей обрасти бородой.

И солидно, вразвалочку

Городскими гуляют бульварами.

Говорят о Ремарке,

О космосе и о Бардо.

Самой ранней весной

Их отвозят в тайгу вертолётами.

И до первых снежинок

Палатка — их дом и уют.

В непролазной глуши,

Комариными злыми болотами

Бродят парни и клады

Из таёжной земли достают.

Возвращаются в город

Похудевшими и загорелыми.

Мчатся в баню гурьбой

И сбривают густой маскарад.

Надевают костюмы

И, сверкая рубашками белыми,

Входят в зал ресторанный

И заказывают салат.

И уже не Ремарк,

Не Бардо и не космос, а «пробы»

«Камералка», «маршруты»

То и дело срываются с губ.

И становится всё на места,

И уже никого не коробит

Повзрослевшей романтики

Над тарелкой свисающий чуб.

1965

***

***

Человек идёт по снегу,

Человеку нелегко,

А  идти-то человеку

Очень-очень далеко.

Белой звёздочкой во мраке

Перед ним маячит цель.

Он идёт через овраги,

Сквозь гудящую метель.

Час проходит, день минует,

Круглый год и целый век -

Он всю ту же цель штурмует,

Это чудо — человек.

Попирая встречный ветер

Силой сердца своего,

Он идёт. И нет на свете

Ничего сильней его.

1968

***

***

(Геологам Колымы)

Я не завистлив от рожденья,

Меня не трогает в другом

Ни сан большой, ни положенье,

Не моды блеск, ни славы гром.

Но, правду свято почитая,

Признаться все же должен я,

Что никому и не когда я

Так не завидовал, друзья,

Как вам, геологи-скитальцы,

Подземных кладов знатоки,

Кому в любви горячей клялся

Ещё у школьной я доски…

Когда опустит ночь свой полог,

Один вопрос звучит во мне:

Где ты сейчас, мой друг геолог,

В какой безлюдной стороне?

В какой речушке мелководной

Своё лицо ты освежил?

К каким сокровищам сегодня

Ты путь-дорогу проложил?...

Тайга склонилась над тобою,

И вьётся, вьётся до утра

В родное небо голубое

Дымок от твоего костра.

Бормочет речка монотонно.

И знай: всего дороже мне

У речки той в ночи бессонной

Побыть с тобой наедине.

1963

***

В письме другу

…А тут мороз опять под пятьдесят,

И день и ночь над каждою трубою

Торчком дымы высокие висят,

И все, как было, как при нас с тобою.

Недвижный воздух звонок, как хрусталь,

Луч солнца тускл и, как ребенок, робок.

Тропинки, убегающие вдаль -

Не от мороза ль? — прячутся в сугробах.

Дерев окаменевшие стволы

Молчат, ничто их сон не потревожит.

Молчит весь мир, лишь по ночам из мглы

Раздастся звук, на дальний взрыв похожий.

Наверно, обруч стужи ледяной,

Сковавший землю, с гулом лопнул где-то…

А как светло и шумно здесь весной,

Как щедро маленькое лето!

Но и сейчас, в земную грудь стучась.

Кипит работа в золотых забоях…

Здесь всё, как было, и лишь я сейчас

Смотрю на всё один за нас обоих.

1968

***

***

Я знаю, Север, ты в душе у многих,

Суровыми легендами одет,

Как символ ими пройденной дороги,

Оставил свой неизгладимый след.

И что это за страсть такая в людях, -

А в нас она особенно сильна, -

Искать приют в просторах снежно-лютых

И все скитанья испытать сполна.

И по наследству, что ли, по привычке ль

Для нас дороже, чем родная мать,

Идти вперед, хоть к черту на кулички,

Но только бы идти, а не стоять.

И потому, знать, со времен Дежнева

Всё в эту даль на Северо-Восток -

Как за жар-птицей, как за сказкой новой -

Стремится человеческий поток.

Уже и Север стал другим, помягче,

Поближе и покладистее стал,

А все равно не перестал маячить

И души полонить не перестал.

1967

***

Бессмертие

Враги партизана вели на расстрел.

Безусый, молоденький, шел он и пел.

О том, что ему восемнадцатый год,

Что родине жизнь он свою отдает...

В березовой роще убили его,

И не было рядом родных никого,

Никто молодые глаза не закрыл,

Никто не оплакал, никто не зарыл.

Горячею кровью березу омыв,

Лежал он, глаза, в синеву устремив,

Как будто и мертвый он видеть хотел,

Как птицу, ту песню, которую пел.

А песня взметнулась, быстра и легка,

И вдаль полетела, навстречу векам.

1942

***

***

Апрель на исходе,

Но снег ещё бел и пушист.

И ветер ещё

Завывает по-зимнему строго.

И солнца не видно.

Ну где же ты, друг, покажись.

Зачем уплываешь

Заоблачной дальней дорогой?...

А хочется зелени,

Хочется яркой весны,

Чтоб почки взрывались.

Чтоб пахло землей отогретой.

Как в детстве когда-то,

Мне снятся весёлые сны:

Цветы луговые

И речка, бегущая в лето.

Ах, Север суровый,

Ах, мудрый кудесник седой.

Гляжу на тебя я,

Как сказкой тобой околдован.

Ты ветром хлестал меня,

Жёг ледяною водой.

Не в этих ли сопках

Мне вечный покой уготован?...

Пусть так. Но покуда

Дышу я и кровь горяча -

И солнце, и жизнь

Буду каждой строкою я славить.

Я слышу - под снегом

Ручьи голубые журчат.

Чтоб к свету пробиться

И панцирь ледовый расплавить.

1965

***

Баллада о ромашке

Не раны войны пулевые,

Не в космос отважный маршрут,

Ромашки — цветы полевые

Сегодня мне спать не дают.

Их ветер повсюду рассыпал -

На запад, восток, и на юг,

И кажется, вся-то Россия -

Огромный ромашковый луг.

А я был, признаться, невеждой,

Я рвал их и попросту мял,

Но в тысячи строк своих прежде

Ни слова о них не сказал.

Вот так, не обмолвился словом

Об этих цветах полевых,

Покуда в далёком, суровом

Краю не увидел я их.

Тот край знаменит не цветами

Земля тут суха и жестка,

Повсюду один только камень,

Ни травки на нём, ни цветка.

Вот тут, в окружении голых,

До блеска обветренных скал,

По склону горняцкий посёлок

Строенья свои разбросал.

И вдруг — даже ворот рубашки

Удушливо тесен стал мне -

За низким забором ромашки

Белели над грудой камней.

С напёрсток их белые чаши,

Светясь огоньком изнутри,

Качались под ветром, как наши,

Как там, под Рязанью. Смотри!

Из ближних забоев шахтёры

Со смены усталые шли,

И здесь, у ромашек, их взоры

Улыбками счастья цвели…

В краю, южаками продутом,

Сердца, как и всюду, нежны.

И кто это выдумал, будто

Цветы нам уже не нужны?...

А кто пожелает проверить

Правдивость баллады моей,

Вот адрес: арктический берег,

Чукотка, рудник «Валькумей».

1962

***

Моей Северянке

Мы — люди Севера с тобой,

Его на век родные дети,

И что нам лютой вьюги вой,

И злой мороз, и резкий ветер.

Не потому ль так много в нас

Упорства и сопротивленья,

Что этих добрых сил запас

Мы получили от рожденья?

Знать, потому теплом души

Мы так щедры и так богаты…

А ты опять уйти спешишь.

Не уходи, постой, куда ты?

Ну что с того, что я устал,

Что вечно занят трудным делом?...

Вот видишь — дождик перестал,

И небо сразу посветлело.

Давай-ка посидим рядком,

Забудем нашу перебранку.

А вновь повеет холодком -

Не трусь, ведь ты же северянка.

1975

***

В дороге

(Шофёрам Колымы)

Теперь, когда засев в кювете

И к ночи выбившись из сил,

Ты проклинаешь всё на свете

И целый мир тебе не мил,

Когда в застывший радиатор

Глядишь, - представь себе на миг,

Как трактора тайгой когда-то

Здесь пробивались напрямик.

Не магистралью гладкой, светлой

Они свой груз несли сюда.

Ещё большой дороги этой

В помине не было тогда.

Ни на подъём, ни под уклоны

Она тогда ещё не шла.

Лишь у начальника колонны

В кармане спрятана была.

И под его усталым взглядом,

От карандашных стрел пестра,

Она рвалась вперёд… А рядом

Ребята грелись у костра.

Насквозь пропахшие бензином,

Они и грелись-то в снегу.

Потом садились по машинам

И снова шли через тайгу…

И ныне под ночным покровом,

Вдали от базовских огней,

Их, первых, вспомни добрым словом:

Им было во сто крат трудней.

1956

***

***

Расстаёмся. Прощай, Колыма,

Голубою тайгой окаймлённая.

Катят к берегу волны зелёные,

С белых гор надвигается тьма.

Дышит холодом осень, и пар

Отлетает от губ индевеющих.

Умирает костер, и на тлеющих

Головёшках - снежинок крупа.

Что ж, грусти не грусти, а — пора,

Вещи сложены, кони навьючены.

Вдоль реки по таежной излучине

Нам тащится всю ночь до утра

А с рассветом пришлют вертолёт,

Прилетит стрекозой неуклюжею.

Дай ещё на последок послушаю,

Что река на прощанье поёт.

А поёт она грустную песнь.

Ей как нам, расставаться не хочется.

Будь же снова нам доброй пророчицей,

Нагадай, что мы встретимся здесь.

1965

1965

КОЛЫМА (поэма)

I

… И не раз мне и не два -

Ну скажи на милость  -

Эти странные слова

Слышать приходилось:

— Колыма ты, Колыма,

Чудная планета,

Двенадцать месяцев зима,

Остальное - лето.

Мог ли знать я и гадать.

Мыкаясь по свету,

Что придется увидать

Мне «планету» эту.

И не просто увидать,

А душою всею

Добровольно, навсегда

Породниться с нею

И не случай, не беда,

Не нужда-помеха

Привели меня сюда, -

Нет, я сам приехал.

Не хвалясь о том, сейчас

Говорю я в строчке,

А затем, чтобы рассказ

Был правдив до точки.

Не легко ведь одному,

Без дружка-соседа,

Взять билет… на Колыму

В общем еду. Еду!

II

Через реки и хребты,

Днем и в час полночный,

Накричась до хрипоты,

Прёт дальневосточный.

В первый день уже родным

Стал вагон мне людный.

Познакомился с одни:

— Как там, очень трудно?

— Как? — махнул рукой — Эхма!

Скажешь — не обидишь.

Колыма ты, Колыма…

В общем, сам увидишь.

И опять я не пойму,

С видом виноватым

Вновь твержу про Колыму:

— Круглый год зима там?

Неужели это так? -

Рассердился даж

Мой попутчик:

— Вот чудак,

Зря же ведь не скажут!...

Кто он был, тот спутник мой,

Давний мой приятель?

Сыт по горло Колымой

Был не зря, видать, он.

Не один и после мне

Так же, с грубой нотой,

Говорил о Колыме

В том же роде что-то.

И опять, как в первый раз,

В первой той дороге,

То ли песня, то ль рассказ

Вспоминались строки:

— Колыма ты, Колыма,

Чудная планета,

Двенадцать месяцев зима,

Остальное - лето…

III

Cколько зим и сколько лет

Падал снег и таял,

Годы шли, и в сердце след

Каждый год оставил.

В слякоть, в стужу, в лютый зной -

Всякое бывало -

Этой сказочной страной

Я прошёл не мало.

И, конечно, никаких -

Кто сказал мне это? -

Зим тут круглогодовых

Не было и нету.

Правда, если уж зима -

Жмет, аж воздух стонет.

Так на то и Колыма…

Но как только тронет

Солнце властною рукой

Снежные массивы…

Нет, нигде весны такой

Видеть не могли вы.

А июль? Жара порой

Здесь под стать и Крыму.

Так какой же мне герой

Набрехал про зиму?...

Но не буду их ругать

И судить я строго.

Нам ведь выпало шагать

Той же, их дорогой.

Только в годы те она

Не была такою…

IV

…От темна и до темна

Шли они тайгою,

Где ещё никто до них

Не ступал ни разу,

И тайга пугала их

Росомашьим глазом,

Скал отвесной крутизной,

Сумраком суровым,

Ледниковой белизной

И медвежьим рёвом.

Их валили ветры с ног,

Их мороз утюжил.

Даже спирт никак не мог

Ту осилить стужу.

Застилала очи тьма.

Руки к телу липли.

Колыма ты, Колыма…

Падали и гибли.

Но живые шли и шли,

И взлетал над ними

Стокубовый ком земли

В пламене и дыме.

И ложилась магистраль,

Как стрелой пронзая

Темь тайги, глухую даль

Северного края.

И, наверно, в холода

Кто-то из поэтов

Окрестил её тогда

Чудною планетой.

И они тогда, не мы.

Первыми по праву

Поднимали Колымы

Золотую славу.

V

Что ж, наследники её,

Славы той всемирной

Мы, как кровное своё.

Этот край обширный

Гордо приняли от них

В руки молодые.

И пускай в местах глухих -

Есть ещё такие -

Кто-то вспомнит и опять,

Сев на пень устало,

Чтобы скуку разогнать,

Скажет, так бывало:

— Колыма ты, Колыма,

Чудная планета,

Двенадцать месяцев зима,

Остальное - лето.

Этой песенке смешной

Кто поверит ныне?...

VI

И звенят над Колымой

Новые, иные

Песни счастья и труда

Юных новосёлов.

Пусть назад ушли года

Поступью тяжёлой,

Пусть давно засыпал снег

След их на отрогах -

Не забыли мы о тех,

Кто торил дорогу.

Память лучшая о них:

Светятся, не тая,

Новых приисков огни -

Россыпь золотая;

Память лучшая о них:

Через все преграды

Вдаль идущих молодых

Новые отряды.

Славу старших молодежь

Бережёт, как знамя,

Что им ветер, что им дождь,

Если в сердце — пламя!

Им ли силы занимать,

Коль своих избыток!...

Колыма ты, Колыма,

Самородный слиток!

1958

Популярность: 30%