Кивагмэ

Рубрика [ сказки ]

Кивагмэ — представитель эскимосского народа, первый в СССР самобытный сказитель, обладавший богатейшей памятью и незаурядным талантом интерпретатора.

Родился в 1891 году в чукотском поселке, где грамотных людей не было, о врачах не слышали. Как и все его односельчане, Кивагмэ был не грамотен, а когда пришла возможность учиться читать по школьному букварю на эскимосском языке, ему шел четвертый десяток. Естественно, что ему не могла прийти в голову мысль записывать сказки и легенды, которых он знал великое множество. Он не умел писать.

Его отец, как деды и прадеды, добывал морского зверя, доставлявшего жителям все необходимое: пищу, одежду, покрытие для байдар и жилищ, а также жир для освещения и отопления полога.

Кивагмэ рано осиротел, прошел через голод и нищету. Сила воли и недюжинные способности помогли ему стать первым по стрельбе. Мужество в единоборстве с белым медведем завоевало уважение и славу, но не то ни другое не принесло ему счастья. Его любимую девушку тайно отдали кочующим, и те навсегда увезли ее вглубь тундры, где разыскать несчастную не представлялось никакой возможности. Юношу заставили жениться на нелюбимой женщине, старше его по возрасту. Тоска и неудовлетворенность толкнули будущего сказителя на необычайный для того времени шаг: он нанялся матросом и немало проплавал на иностранных китобойных шхунах.

Зимой 1925 года бригадиру, где стрелком был Кивагмэ, отрезало льдами и унесло далеко от берега. Около двадцати суток боролись охотники со стихией. Кивагмэ был привезен в родной поселок в таком состоянии, что шаман отказался помогать: все равно умрет. Но Кивагмэ остался в живых. Без медикаментов,  без врачебной помощи боролся он со смертью и победил: огромным напряжением воли, по способу зверя, попавшего в капкан, он сам ампутировал суставы на обмороженных ногах. Выздоровление шло очень медленно. К охотнику, вынужденному в мучительной праздности лежать без движения сотни дней и ночей, пришла на помощь спасительная память. Сперва в полубреду, потом явственно начало возникать в сознании все слышанное в далеком детстве, в годы скитаний, путешествий и плаваний.

Незаметно для самого себя, постепенно, Кивагмэ, выбывший из числа зверобоев-охотников, переключился на новую, необычную специальность --стал рассказчиком.

Большая заслуга Кивагмэ заключается в том, что в свое время, часто встречаясь с чукчами, язык которых он знал великолепно, он сохранил в памяти многое из слышанного, а полюбившиеся ему сказки переводил на родной язык. Как и все эскимосы, безгранично любя детей,  Кивагмэ бережно , в теплых, ласковых ладонях нес им отеческие советы, поучения, предостережения: не болтай попусту, не хвастай, не жадничай, не завидуй, будь смелым, гордым, наблюдательным, уважай труд, оберегай старость, помогай слабому, береги дружбу, храни тайну….

Кивагмэ умер в 1948 году.

 

Почему куропатки смеются

Очень давно это было. Весна стояла теплая, по тундре множество маленьких куропаток бегало. Они гонялись друг за другом и пищали: — Пи-пи-пи! — и опять: — Пи-пи-пи!

Пролетел мимо орел, своею тенью половины тундры закрыл.  Не приметил он с высоты куропаток: кочки серые, птенцы серые, разве их распознаешь! Ничего не поймал великан и умчался прочь. Однако клекот орлиный всех жителей распугал. Его охотничий клич, как гром: и пернатые и волосатые  -все попрятались. Миновала опасность. Один из летних птенцов распетушился перед другими, выскочил из укрытия и давай хвастаться: — Вот я эту зиму перезимую, окрепну, а на другое лето тоже по-орлиному кричать начну. Будут и меня все в тундре бояться!

Прошла зима. Сменили куропатки белое одеяние на серое, а про хвастунишку позабыли совсем. Да только он сам свое обещание крепко помнил. Как только наступили теплые дни, напыжился петушок, хвост распустил, стал ходить важно, вразвалку, кого не встретит, всем хвалится: — Вот теперь-то и я начну громким голосом кричать. Теперь и моего клекота, как орлиного все в тундре бояться будут! Эй вы, мелкота, берегитесь!

Взобрался он на кочку, крылья растопырил, клюв раскрыл, да как запищит. — Пи-пи-пи! Пи-пи-пи!

Захохотали, засмеялись над ним земляки-куропатки, да с той поры и хохочут в тундре всегда: — Кха-кха-кха! Кха-кха-кха!

 

Волк и лосенок

Увидел волк на замершей реке лосенка. Тот от матери отстал. У малыша ножки на льду разъезжаются. Не только убежать, но и уйти от опасности ему нельзя.

Волк подошел ближе и говорит: — Я съем тебя. — Не ешь меня, просит лосенок, — я тощий, маленький, мяса во мне почти нет…  Подожди до следующего лета, тогда и съешь.

Согласился волк до следующего лета ждать. Вырос лосенок, большим, сильным стал.

Нашел его волк и говорит: — Ну, теперь я тебя уж наверное съем. — Подожди, говорит молодой лось, а сам вокруг волка обошел, внимательно его рассматривает, словно не узнает. — Подожди! Я согласен, чтобы ты меня съел, только, как бы нам с тобой старшего волка не обидеть. Не помню, которому из вас я в прошлом году обещание дал! Тот мне старше тебя показался, а старика обидеть сам знаешь, грех большой. Что теперь делать?

Опешил волк, а сохатый ему и говорит:

Погляди-ка на мое копыто, чья на нем метка имеется: если там твое тавро, значит, я твой, ты и ешь меня.

Поднял лось ногу, чтоб волк свою метку найти смог, да так «отметил» волка по лбу, что тот сразу на землю покатился.

«Ну, думает лось, — крепкое тавро на моем копыте, не для чего мне его волку отдавать самому пригодится».

И пошел своим путем.

 

Волосатый и пернатый

Увидел однажды куличок, как человек поставил капкан, и стал это место далеко обходить, да угодил прямо в когти горностаю. Тот схватил птицу и говорит: — Вот я тебя сейчас съем. — Не ешь меня, горностай, я за это услугу окажу. — Какую же ты мне можешь услугу оказать? — спрашивает горностай. — Не ходи по этой тропинке прямо, там человек на тебя капкан поставил! — Фу, — скривился горностай. — Что же это за услуга? Я и сам бы увидел, я умный и хитрый, много знаю: я на самую высокую сопку бегом взбираюсь, любую речку весной переплываю, вот я какой! — А летать ты умеешь? — пропищал зажатый зубами куличок. — Летать? Нет, летать я не умею. Вот если хочешь, окажи мне услугу, научи меня летать, я тебя отпущу и есть не стану. — Не хочу обманывать, — пищит куличок. — Научить летать — дело не легкое, да и горностаев я еще никогда не учил… Боюсь, что ты рассердишься, тогда мне совсем несдобровать! — А ты попробуй, — говорит горностай, — только начни, увидишь, какой я понятливый. Сразу все перейму и еще тебя перелетаю. — Ладно, — говорит птичка, еле переводя дух от боли и страха, -  разожми зубы, навостри уши, глаза широко раскрой, чтоб хорошо видеть, как летать надо. Ну, ты готов? — Готов, — отвечает горностай, разжимая зубы. — Показывай же скорей!

Выбрался из пасти куличок, расправил примятые перышки. Пискнул от радости и взвился вверх. Кружится над горностаем, крыльями быстро работает и кричит своему ученику: — Ну, смотри, учись! Да взлетай поскорее, видишь, как птица должна на воздухе держаться. Старайся делать так же!

Прыгал-прыгал горностай на одном месте, да так там и остался. — Эх ты, четверолапка волосатая! — крикнул ему сверху куличок и улетел прочь.

 

Про жадную мышку

Охотник убил дикого барана. Тут бы ему и идти домой с хорошей добычей. Но он увидел сохатого. Глаза загорелись у человека от жадности. «Вот убью его и тогда пойду с двойной поклажей домой», — решил охотник. Пустил он вторую стрелу. И снова удачно. Зверь был убит на месте. Однако, умирая, он успел сильно ударить подбежавшего человека, и оба они одновременно испустили дух.

Пробегала мимо мышка Афсынак. Увидела — лежит баран, неподалеку лось, а поблизости человек. Ни один не шевелиться. — Ого! — закричала от радости мышка. — Баран, лось, человек!

Так много мяса надолго хватит. Переселюсь сюда, норку сделаю, и буду жить без хлопот.

Проголодалась Афсынак, решила закусить — запасы большие, нечего экономить.

Однако из-за скаредности принялась сначала за жилу от тетивы. — Зачем добру пропадать!

Только она успела надгрызть тетиву, как лук с силой разогнулся и уложил на месте ненасытную мышь.

Так жадность себя не накормила, а кому-то другому запас мяса увеличила.

 

Бусы

Рассказывали, что один местный торговец голыми руками поймал зайца. Произошло это очень давно и случилось так.

За зайцем гналась лисица. Тот летит из последних силенок, а она вот-вот настигнет. Куцый ополоумел от страха. Тут навстречу ему человек, присел на снег и ласковым голосом подзывает: — Скорей-скорей, глупышка, иди я тебя спрячу!

Юркнул заяц под кухлянку — и как не было длинноухого на дороге. Громким голосом крикнул человек на лисицу: — Брысь! Гуй!

Лисица опрометью бросилась от страшного места. Торговец взял зайца за уши. Встал во весь рост и посадил добычу за пазуху.

Сверху шнурок, снизу ремень не может зайчишка ни выпрыгнуть, ни выпасть.

Миновала опасность. Стал косой проситься: — Отпусти меня добрый человек. Потому что я добр, я тебя и не отпущу. Дома у меня ребятишки. Они очень любят зайчатину, а я люблю ребятишек. Да и кто же добровольно свою добычу упускает! — Гэ-кэй! — заплакал заяц. — Выходит, что я от лисьих зубов избавился, чтоб на человечьи напасть! — Ишь ты какой! А чем я хуже лисы? — глумится торговец. — Я тоже понимаю, что у зайца мясо вкусное, я не травоядный.

Видит заяц — гибнуть ему. Стал он задними ногами стучать, чтобы нижнюю кухлянку порвать. — Вот ты как, — говорит человек, -ну я сейчас потуже ремень на поясе затяну, чтоб ты не копошился.

Расстегнул он ремень, чтоб потуже натянуть, а заяц в этот момент высунул хвост наружу и давай сыпать черными катышками-бусинами. Увидел купец, испугался. Решил он, что заяц порвал нитку на которой дорогие бусины были нанизаны. Для продажи приготовлены. — Ка-ай! Бусины мои рассыпались! — завопил торговец во весь голос. Быстро нагнулся он, чтобы свое сокровище подобрать. Ремень соскользнул… Выпрыгнул заяц на снег и был таков.

Поднял купец бусины, подержал на теплой ладони, подсчитывая, все ли собраны. А это заячий помет.

Рассердился, раскипятился человечишка. Да что поделаешь? Зайца и след простыл. Хорошо, что хоть настоящие-то бусы в сохранности остались.

 

Заяц евражку откормил

В давние времена песец за зайцем каждый день охотился. Как белолобый бежит, так заяц дрожит. Но вот появился в тундре хитрый Указек. Вырос он так, что длиной почти с песцом сравнялся.

Лежит косой однажды, припав за кочкой, наблюдает, как лиса с евражкой расправляется: всего зверька съела, только хвост да когти оставила. Задумался Указек:

«Что лиса евражку ест, это понятно: она впятеро своей добычи больше. А вот почему песец зайчатиной питается, непонятно. Иной зайчище покрупнее захудалого песчонка бывает».

Решил Указек себя в обиду не давать. Пошел он к песцу и говорит: — Слушай, беололобый, давай уговоримся: ты меня не трогай, а я тебе за это самую крупную евражку откормлю. Откуплюсь жирным мясом. Согласен? — Ладно, — говорит песец. — Сколько ждать? — Да дней восемь хватит, наверное, — отвечает косой.

Семь дней гулял хитрец, не опасаясь за свою жизнь. К концу срока выследил, выждал, пока лисица с евражкой расправилась, подобрал недоеденный хвостик и отнес его к мышиной норе. Вставил хвост торчком в отверстие, деревянным колышком закрепил и побежал к песцу. — Вот я пришел, говорит Указек. — Ты наш уговор не забыл? — Нет, отвечает песец. — Где же твоя жирная евражка? — Ой, — смеется заяц, — она так растолстела, что попасть домой не может. Лопатки протиснулись, а задняя часть застряла, только хвост из норки торчит. Идем скорее, пока лиса не пронюхала.

Поспешил песец за Указеком евражкиным мясом лакомиться. Прибежал, видит — из норы торчит хвост, ветер на нем шерсть шевелит. Схватил песец добычу зубами, потянул из земли, а хвостик-то крепко колышком прибит. Дернул белолобый раз, дернул второй, а на третий раз хвостик «оторвался».

Расхохотался Указек, да так, что от натуги губа у него лопнула. Вытер лапкой слезы и говорит: — Ой, не могу… не белеолобый ты, а дуролобый! Такую жирную евражку упустил… А я то старался.

Поплелся ни с чем песец домой. С той поры он притворяется, что зайчатины не любит. Простить не может, что над ним заяц так потешался, что и по сей день с раздвоенной губой бегает.

 

Не умеешь сам, не учи другого

Зашло однажды в речку множество киты нереститься. Среди нее в общий поток попал краб. Ходит он везде, клешнями шевелит, всем мешает.

Рассердились на него рыбы, а одна и говорит ему: — Ты-то чего с нами увязался? Сперва бы плавать научился, боколаз бесхвостый!

Выбрался по рыбьим спинам краб на прибрежный камень, устроился на нем поудобней и давай ругаться: — Ах ты такая-сякая! Ты меня будешь учить плавать! Сперва сама научись, а то плывешь против течения!

 

За что владыка холода блоху заморозил

Было это очень давно, когда волки между собой враждовали и вели войны. В жестоком сражении бились два храбрых противника: Амахляк был старый и мудрый, Амапик славился среди молодых силой и ловкостью. Бой длился долго, и оба пали на месте сражения рядом. Старый волк, Амахляк, спокойно расстался с жизнью, Амапик, долго боролся со смертью.

В густом мехе старика жила блоха Кумак. Пока кормилец был еще теплым, Кумак не знала, что такое холод. Была суровая зима. Когда мертвое тело хозяина перестало ее греть, блоха начала мерзнуть. Она выбралась наружу и перескочила на лежащего рядом молодого волка. В том еще теплилась жизнь. Но пожила блоха здесь не долго. Когда застыл второй боец, Кумак тоже замерзла.

Так явились все трое — два воина и блоха — к Владыке холода. Волки тотчас же отправились на охоту: павший в бою всегда попадает в места прекрасной  охоты. А Кумак осталась в яранге Владыки холода. — Зачем ты заморозил обоих? — стала жаловаться блоха. — А которого из двоих ты хотела бы оставить в живых, ведь они — враги?- спросил Сикум-Йо, Владыка холода. — Ну, мне все равно, ответила Кумак, — я одинаково кусаю и врагов и друзей. — Плохо, что на земле не научилась отличать врагов от друзей, — сказал Сикум-Йо, выбрасывая блоху из своего жилища. — Если б ты помогла одному из бойцов там, я тебя с ним пустил на охоту здесь. А такая ты здесь никому не нужна.

С той поры, когда идет колючий снег, люди говорят: это снежные блохи — анигум кумаги!

 

Что лучше?

Очень давно в поселке Тыфлык жил замечательный песенник по имени Энны. Он знал старинные напевы, умел и сам составить хорошую песню к какому-нибудь празднику или интересному событию. Но ему пришлось переселиться в другое место.

Когда Энны уехал, к хозяину земли, Тыфлылихтаку, пришел племянник песенника и сказал: — Послушай, какую я песню сочинил, чтоб все односельчане вспоминали моего дядю, покинувшего свою родную землю.

И племянник начал петь о том, что его знаменитый родственник покинул навсегда Тыфлык.

Тыфлылихтак терпеливо слушал молодого человека, а потом сказал: — Это неплохо, но было бы лучше, если б уехал от нас ты, а твой дядя сочинил бы об этом песню.

 

Разочарованный шаман

Жил в тундре шаман. Он не был великим исцелителем, но его камланию многие верили. Приношений делали столько, что тот жил, не заботясь о завтрашнем дне.

Шел он как-то по дороге между сопками, устал и начал молиться Хозяину гор: — Пошли мне попутные нарты, чтоб я мог добраться до места. Я очень устал.

Высказав просьбу он сел и стал ждать. Вскоре показалась тяжело груженная нарта, за ней пеший каюр с большим мешком писем на плечах.

Обрадовался шаман: Хозяин гор послал ему попутную нарту. Он направился к ней с намереньем сесть. Каюр рассердился: — Разве ты не видишь бездельник, что собаки совсем выбились из сил! Я давно иду пешком да еще почту несу. — С этими словами он снял с плеч увесистый нерпичий мешок, надел его на плечи неожиданному попутчику и сказал, улыбаясь: — До культбазы недалеко, я больше нес, теперь тащи ты, да смотри не урони.

От изумления шаман растерялся и не возразил ни слова. Пошли. По дороге шаман поднял голову и начал что-то говорить. — С кем это ты? О чем? — спросил каюр. — Это я с Хозяином гор разговариваю, — ответил высокомерно обиженный помощник духов. — Я просил у него упряжку, чтоб доехать до поселка, а он послал мне твоих дохлых собак да еще эту сумку в придачу, чтоб я нес…

Каюр рассмеялся: — Ты глуп, а хозяин гор мудр и справедлив. Это он велел мне проучить тебя: ведь ты за всю свою жизнь не додумался сам сделать что-нибудь полезное хоть собакам.

 

Почему люди из оленьих шкур одежду носят

Было это очень давно. Жил на побережье человек, звали его Улимаста1. Прекрасные вещи из моржового клыка умел он вырезывать. Делал он наконечники стрел, гарпунов, мастерил пряжки к собачьей упряжи. Все вещи замечательным орнаментом украшал.

Однажды заболел Улимаста, долго лежал без движения, никто вылечить его не мог. А умирать ему очень не хотелось. Стал просить он самого паука — Апайипайека: — Помоги мне, Великий Старик, не хочу умирать, хочу сильным и здоровым быть. Хочу еще пользу людям приносить.

подумал Апайипайек, пообещал: — Ладно. Можно сделать так, что бы ты снова сильным стал. Надо для этого на волчьей шкуре спать, волчьим одеялом укрываться. Можно сделать так, чтоб ты здоровым стал, из песцовых шкурок одежду носи. На ногах крепко держаться сможешь, хорошо ходить будешь, если из лисьего меха чижи и торбаса носить начнешь.

Обрадовался Улимаста. Позвал лучших охотников, поручил им убить волков, песцов, лисиц, чтоб от болезни и смерти избавиться.

Услышали об этом волк, песец и лиса. Запечалились. Не хотят свои шкуры отдавать. Тоже жить хотят. Потолковали, посоветовались. Наконец так порешили: — Пойдем Апайипайека просить, чтоб отменил он свое решение. Он мудрый, пусть что-нибудь иное придумает. — А кому беседу со стариком вести? — Идут звери к пауку, между собою уговариваются: — Иди ты, песец, — говорит волк, — ты белый, красивый. Постарайся упросить Старика. — Нет, — не соглашается песец, — ты сильнее и крупнее меня, твоя шкура больше моей. Иди, волк, лучше ты. — У меня глаза прямо не смотрят, — отказывается волк, — днем они красные, ночью зеленые. Не захочет Апайипайек слушать меня. Придется идти тебе. — Нет, — снова отговаривается песец, — простоват я, уши у меня круглые, смеяться надо мной будет Апайипайек. Пусть уж лучше лиса идет. Она хитрая, находчивая, голос у нее сладкий. Упросит лучше нас она Старика.

Так и порешили. Согласилась рыжая, только с условием: — С такой просьбой без подарка идти нельзя. С пустыми руками за свою жизнь нечего и думать успешно бороться.

Какой же подарок Апайипайеку сделать, чтоб он доволен был? Снова стали думать. Соображали долго, пока нашли решение. Смастерили они из тонко расщепленного китового уса замечательный обруч-ободок для паучьей сети-паутины. Понесли подарок втроем. Принял Апайипайек  подношение, проверил: хорошо натягивается паутина, любой рисунок сплести можно. Подобрел Старик, слушает.

Рассказала пауку лисица, что не хочется диким зверям раньше времени со шкурой — жизнью — расставаться. Расплакалась лукавая: — Отмени, Могучий Старик, свое приказание! Оставь нас жить на земле.

Разжалобила паука рыжая. Подумал он немного и произнес: — Если я хоть один раз решение свое не выполню, ни один человек меня больше слушаться не будет. Настанет на земле неповиновение старшим — непорядок, плохо всем будет! Не знаю, как вам и помочь. Жаль мне вас, да что поделаешь…

Подошла лисица поближе, тихонько на ухо пауку говорит: — Мне ли тебя учить, Великий Старик? Не говори человеку прямо, придумай, как окольным путем сказанное тобой изменить. А уж мы перед тобой в долгу не останемся.

Обещал подумать Апайипайек: — Ладно, идите по домам. О нашем разговоре помалкивайте. Постараюсь и порядок не нарушить и шкуры ваши на вас оставить.

Долго думал на этот раз Старик. Красивую сетку из паутины успел сплести, пока решение нашел. Явился он к больному и сказал: — Жалко мне твоих охотников: за песцом и лисицей идти далеко, а там их волки съедят.

Испугался Улимаста, что не избавиться ему от болезни. Стал просить паука: — Не дай мне плохой смертью умереть! Помоги мне. Если жив и здоров буду, смогу еще много полезного на земле сделать. Придумай что-нибудь, чтобы мне помочь. — Ладно, — усмехнулся Апайипайек, жалко мне тебя, жалко охотников… Скажи им, пусть за лисью да песцовую шкурку за каждую по три оленьих выпоротка добудут. За волчью — три больших оленьих шкуры пусть принесут. Этот мех тоже здоровье и силы сохраняет. Носи на теле, поправишься. А обещание свое не забывай.

Сшили женщины больном кухлянку и штаны мехом внутрь, чулки — чижи из оленьих камусов смастерил. Тепло человеку, хорошо, поправляться стал. Когда совсем выздоровел, посоветовал всем односельчанам такую одежду сшить, в ней ходить. Научил на теплых и мягких постелях спать. С тех-то пор привыкли эскимосы оленьими шкурами пользоваться.

Только не спасает олений мех, люди болеют, умирают. Давно и мастера того в живых нет. Должно быть, он людям, а звери Апайипайеку своего долга не отдали, вот Старик и обиделся.

Как думаешь, а ?

__________________________________________________

1 Улимаста — большой умелец, искусник в каком-нибудь деле.

 

Популярность: 31%

Оцените эту запись:
1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (1 голосов, средний: 5.00 из 5)
Loading ... Loading ...
Вы можете прочитать комментарии к этой записи в формате RSS 2.0. Вы можете оставить комментарий или обратную ссылку с вашего сайта.

Один комментарий к записи “Кивагмэ”

  • Александр Зиновьев
    12 Jan 2016, 11:41 г.
    Цитировать

    Ещё на Чукотке был знаком с этими чистыми сказками. И какие вы молодцы, что напомнили. Забрал в свои кладовые и буду рассылать знакомым. И с Вашего разрешения — а вы его дайте мне на : kn_al@bk.ru — я размещу весь материал на двух литературных сайтах.

    Ещё раз спасибо!

Оставить комментарий