Александр Иванович Черевченко родился в 1942 году. Служил на Черноморском флоте матросом, учился в Черноморском высшем военно-морском училище имени П.С. Нахимова. Работал репортером в харьковских газетах. Закончил заочно Литературный институт им. А.М. Горького. С 1971 по 1984 годы жил и работал в Магадане — корреспондентом местной областной газеты, собкором дальневосточной радиостанции «Тихий океан» по Магаданской области, первым помощником капитана на судах производственного объединения «Магаданрыбпром». Является не только автором целого ряда сборников стихов, но также и переводчиком многих поэтов севера, Дальнего Востока и Чукотки в том числе; авторов, пишущих на родных языках — саамском (О. Воронова), ханты (Л. Валей), эвенкийском (Н. Оегир), юкагирском (Н. Курилов), нанайском (А. Ходжер), чукотском (А. Кымытваль), эскимосском (З. Ненлюмкина, Ю. Анко).

Печатался в журналах «Знамя», «Москва», «Молодая гвардия», «Дальний Восток», «Даугава».

С 1984 года живет в Риге. В настоящее время — главный редактор латвийского еженедельника на русском языке «7 секретов».

В 2013 году, уже в Латвии в свет вышла книга А. Черевченко из серии «Жизнь Замечательных Людей» о герое Черноморского флота начала XIX века Александре Ивановиче Казарском, написанная им в 1987—1991 годах.

Лауреат премии имени Героя Советского Союза Александра Зубарева (премия Харьковского комсомола) 1967 года.

Член Союза писателей СССР с 1967 года.

***

Библиография.

Стихи и поэмы:

1. «Мужество и мечта», стихи и поэма. Киев. Украина. 1963, 35 стр., 17 см, 5000 экз., 5 коп.

2. «Русское море», стихи. Харьков, изд-во «Прапор». 1964, 63 стр., 17 см, 4000 экз., 11 коп.

3. «Колесо», книга-лирики. Харьков, изд-во «Прапор». 1966, 78 стр., 14 см, 4600 экз., 14 коп.

4. «Солдаты Октября», стихи. Харьков, изд-во «Прапор». 1967, 95стр., с ил., 13 см, 8000 экз., 28 коп.

5. «Колесный пароход», стихи, поэмы. Харьков, изд-во «Прапор». 1969, 118 стр., 17 см, 5000 экз., 46 коп.

6. «Подсолнух», стихи разных лет. Магадан, книжное изд-во. 1973, 79 стр., с ил., 16 см, 10000 экз., 28 коп.

7. «Верховья разлуки», стихи. Магадан, книжное изд-во. 1978, 80 стр., 16 см, 5000 экз., 30 коп.

8. «Ольский тракт», книга стихов. Художник В.А. Истомин. Магадан, книжное изд-во. 1981, 87 стр., с ил., 20 см, 10000 экз., 60 коп.

9. «Охотоморский снегопад», стихи и переводы. Художник Е.Б. Алтынов. Магадан, книжное изд-во. 1986, 142 стр., ил., 16 стр, 5000 экз., 70 коп.

10. «Мерзлота», стихи и поэмы. Художник А.Ю. Коренюхин. Магадан, книжное изд-во. 1991, 109 стр., ил., 17 см, 3000 экз., 45 коп.

Переводы:

1. «Птицы Наукана», перевод стихов, Зоя Ненлюмкина (перевод с эскимосского, науканский диалект). Художник В.И. Кошелев. Магадан, книжное изд-во. 1979, 63 стр., ил., 16 см, 3000 экз., 20 коп.

2. «Мой любимый цветок», стихи и поэмы, Антонина Кымытваль (авториз. пер. с чукотского). Магадан, книжное изд-во. 1982, 87 стр., портр., 17 см, 10000 экз., 35 коп.

3. «Всегда в полете», стихи, Юрий Анко (перевод с эскимосского). Художник М. Хазиев. Магадан, книжное изд-во. 1984, 47 стр., ил, 17 см, 5000 экз., 20 коп.

4. «Идти за солнцем», стихи, Зоя Ненлюмкина (перевод с науканского диалекта эскимосского языка). Художник В.А. Истомин. Магадан, кн изд-во. 1988, 77 стр., ил., 17 см, 3000 экз., 35 коп.

***

Живая музыка земли

Ребёнка плач, мычанье стада.

Звон колокольчика вдали…

Людской усталости отрада -

живая музыка земли.

Естественный и стройный хор

её певцов и музыкантов

неописуем, как простор

российских медленных закатов.

Звучит вне времени, течёт

светло, негромко и печально,

знакомо и первоначально

зовёт в бескрайнее, зовёт…

Россия, Русь! Найти пытаюсь

исток бессмертья твоего.

Ни от чего не отрекаюсь.

Не отвергаю ничего.

Несут меня твои паромы.

Ведут меня твои дела.

Ревут твои  аэродромы.

Молчат твои колокола.

Тысячелетняя усталость

к земле пригнула ковыли…

Но все равно живой осталась

живая музыка земли!

И горько слышать мне, и сладко,

Как вдруг в смятенье городском

Заплачет русская трёхрядка.

Сама не ведая — о чём…

 

Элегия

Беру ли хрупкое весло,

пускаю деньги ли на ветер,

я говорю: мне повезло,

что я живу на этом свете!

А если в чём не повезло,

держу иное на примете:

не всякое смертельно зло,

пока живёшь на этом свете!

Ведь кто-то умер, кто-то ждет

и потому боится смерти.

Ему уже не повезёт,

а я живу на этом свете!

Дружу со снегом и дождём.

не унываю — хоть убейте.

ведь кто-то даже не рождён,

а я -  живу на этом свете!

 

Лиственница

На осенних колымских просторах,

не надеясь на милость врага,

всё живущее спряталось в норах,

до весны усыпила тайга.

Даже стланик, предчувствуя стужу,

Начинает по скалам ползти -

он свою осторожную душу

не умеет иначе спасти!

Только ты остаёшься на воле

Обещанием вечной любви,

будто вовсе не чувствуют боли

светозарные ветви твои…

Вьюга властвует, царствует, крепнет.

Тьма торопит сверкающий день.

И когда твой невидимый трепет

повторяет послушная тень,

вновь не знаю я, что безупречней,

что прекрасней не ведаю я -

облик твой ослепительно млечный,

или тень голубая твоя!

Я хочу, чтобы ты зимовала,

чтобы снова цвела по весне

в дальней дали от лесоповала,

от промышленных зон в стороне.

Там в размахе коммерческой силы,

в лихорадке державных забот

бесконечный поток древесины

нашим пилам остыть не даёт.

Но не может житейская проза

помешать нам в смолистой избе

под простуженный рёв лесовоза

видеть снежные сны — о тебе…

 

Встреча с горностаем

Молодой, весёлый и свободный.

по тайге бродил я без ружья

и воды космической холодной

зачерпнул из горного ручья.

Птичьими сверкая голосами,

тишина струилась, как река…

И тогда я встретился с глазами

рыжевато-бурого зверька.

Не кошачий взгляд придурковатый,

не собачий просветлённый взор,

а угрюмый и продолговатый

на меня нацелен был в упор.

Ни испуга в нём, ни изумленья,

ни желанья съесть меня живьём,

никакого явного стремленья

оставаться в обществе моём.

Но мерцало в нём такое пламя,

но клубилась в нём такая жуть,

будто бы простёрся между нами

не лесной ручей, а Млечный путь!

И внезапно явственней и резче

вспыхнувшего в сумерках огня

вечный смысл случайной этой встречи

ослепил и озарил меня:

ничему и никому не веря,

затаённой утренней тропой

два взаимно равнодушных зверя

осторожно шли на водопой.

И в таёжном сумраке глубоком,

в роковом предчувствии беды

два созданья, равных перед богом,

утолили жажду у воды….

А тайга травою шелестела,

а тайга вздыхала, словно мать,

И, как видно, вовсе не хотела

В наши отношения вникать.

 

***

Живёшь ожиданием чуда,

свободный от вечных забот, -

какое оно да откуда

в таёжный посёлок придёт.

Понятно, что поступью зримой,

сжигая снега на бегу,

знакомый и неповторимый

апрель заполняет тайгу.

Известно, что всходят посевы

на южных пространствах страны…

Но ждёт недоверчивый Север

своей, непохожей весны!

Россия… ты так многолика,

что даже в соседних лесах

у каждого птичьего крика

свой трепет, восторг или страх.

А здесь у восточных пределов

твоих беспредельных земель,

как будто и дела не сделав,

уже завершился апрель.

В туманной заре — ни кровинки,

вокруг  — ни листка, ни травинки.

И всё же предвестьем чудес -

сочится вода из расселин,

и воздух по-вешнему зелен,

и ясен по-новому лес.

Стоит в ожидании лета,

невидимым пухом одет,

ещё не имеющий цвета -

Уже излучающий свет!

 

Верховья разлуки

Закатного солнца оранжевый шар

в разрывах тумана.

Колымская осень — последний пожар

в верховьях Таскана.

По листьям и хвое, по травам и мхам

струиться за нами,

стекает по сучьям, ветвям и стволам

холодное пламя…

Всеобщее бегство, разлад и сквозняк -

тайга в беспорядке.

Как странно, ещё не погас березняк

в знакомом распадке!

Как долго стихает за дальней грядой

прощальное эхо!

И снег над притихшей и тёмной водой

тому не помеха…

Но мы-то ведь знаем, зачем он кружит

и ждёт свою вьюгу:

природа устала, природа спешит

по вечному кругу.

И наша любовь, мой обещанный друг,

мой гений не смелый,

спешит завершить свой единственный круг

и стать чёрно-белой.

Смыкает нам губы, касается плеч

и бьётся в испуге

колымская осень — итог наших встреч

в верховьях разлуки.

 

 

После стольких недель непогоды

После стольких недель непогоды

предрассветной порой в тишине

непривычное чувство свободы,

как обида, проснулось во мне.

Суеты круговая орбита,

проза быта да леность души…

Я подумал: при чём здесь обида?

Против истины не погреши!

Реалист и противник иллюзий,

я себе говорил: погоди,

ты давно ведь не мальчик безусый,

у которого всё впереди!

Ты давно не восторженный мальчик,

выбирающий жизненный путь,

и рассвет, что в окошке маячит,

не способен тебя обмануть!

После стольких недель непогоды,

после бурь и дождей — без числа -

это просто улыбка природы

на рассветный лиман снизошла…

Да, но, глядя в бездонное небо

и не в силах постичь глубину,

снова падает в обморок нерпа

и идёт по спирали ко дну.

Да, но ветер прощально и горько

Облака над лиманом пронёс,

и рванулась от пирса моторка,

задирая обветренный нос.

И во славу светлейшего утра

разнотравье подобно рукам,

протянула прибрежная тундра

к улетающим прочь облакам…

И я понял, что нет здесь обмана,

что далёко, в родные края,

над бессмертным простором лимана

пролетела свобода моя!

 

 

Ночь на реке Анадырь

Евг. Рожкову

За час до наступленья темноты

на нашей лодке срезало винты.

Река — Анадырь. Осень. Мелководье.

— Что делать будем, ваше благородье?

«Их благородье», Слава-моторист,

был от природы хмур и неречист.

Река дышала глухо и промозгло -

в ней навсегда увязли наши вёсла!

А через час из мхов, из мерзлоты,

из мглы болот и просто ниоткуда

столетние запасы темноты

в свои пространства выплеснула тундра.

И звёзды дальние к нам подступили вдруг,

и каждый в страхе затаил дыханье,

наткнувшись кожей онемевших рук

на ледяные иглы мирозданья.

А берега пустынные вокруг

всецело потеряли очертанья.

И понял я с другими наравне

огня непреходящее значенье,

когда на мимолётной быстрине

нас развернуло встречное теченье.

Куда грести? Колышется река,

и даже там, где меж пологих сопок

раскинулся невидимый посёлок, -

ни вспышки, ни костра, ни огонька…

Кругом доисторическая мгла.

В неё всецело погрузилась тундра.

Она такой при Рюрике была -

когда же наконец наступит утро?

Когда наступит утро на земле?

Из мрака докембрийского эона

куражится, зовёт нас поимённо

чукотский дьявол — сказочный Келе.

А в лодке нашей вовсе занемог

бессмысленный транзисторный божок…

И объясняет Слава: «Дождались!

моя башка одна на две заботы!

Единственный в посёлке дизелист,

наверно, пьёт по случаю субботы.

И нынче с вами я поехал зря -

ни выпивки приличной, ни махорки,

и некому наладить дизеля -

пустить электростанцию в посёлке!...»

Пронизывая сумрак сентября,

взвилась ракета. Из багровой ранки

вдруг пролилась недолгая заря

на домики, бараки и яранги.

Приветствуя желанный этот вид,

обетованный край, любимый мною,

вовсю заговорил запасный винт,

заклокотал за лодочной кормою.

И вскоре, как советуют врачи,

достойным средством изгонял простуду

я, озарённый пламенем свечи,

которую вовеки не забуду,

поскольку света жаждал в этот миг!

А Слава — чёрт возьми его величество! -

по случаю субботы не привык

расходовать в посёлке электричество.

Я счастлив, что сумел ему помочь

и что в чукотском сумраке стерильном

не воском, но хотя бы стеарином

в мою тетрадь прольётся эта ночь!

 

Любите Россию

Весна, бездорожье да сопок гряда.
Лесная сторожка, тропа — в никуда.
Ни конный, ни пеший не ходят по ней,
Один только Леший да дед Берендей.
И это — Россия. Как ветхий плетень,
Как избы косые пустых деревень,
Как чистой криницы прохлада и мрак,
Как древней столицы бетонный столбняк.
Россия бескрайна, страшна, хороша —
Извечная тайна, причуда, душа.
А нам, эмигрантам, и прежде, и вновь
Она и отрада, и боль, и любовь.
Любите Россию сегодня, сейчас,
Пусть даже Россия забыла про нас.
Мы — русские люди, стальная руда,
Такими и будем везде и всегда!
Любите Россию — несчастье своё
За то, что враги ненавидят её.
Любите Россию за то, что теперь
Она возрождается, как при Петре.
Любите Россию на стылом ветру.
Любите Россию как мать и сестру.
Любите заманчивый дальний свой дом,
И пусть наша мачеха знает о том.
Любите Россию в каждой семье.
Пусть даже зароют нас в этой земле.

 

Гимн русофобам

Хвала упёртым, твердолобым,
закоренелым русофобам!
Беситесь, браво, господа!
Витийствуйте, не унимайтесь,
плодитесь, твари, размножайтесь,
мы рады вам как никогда!
Как хорошо, что одолела вас
зоологическая ненависть —
источник подленьких идей.
Звериной злобы не жалейте,
холите ненависть, лелейте,
не позволяйте гаснуть ей!
Я сам бы отстегнул наличных,
чтобы ни на день, ни на час
подпорченный адреналинчик
не иссякал в крови у вас.
Пусть прорастает ваше семя
в судах, правительстве и Сейме —
везде, где унавожен дёрн.
Нам сладок ваш зубовный скрежет,
со временем ответим тем же,
замётано — не подведём!
Тщась нас поставить на колени,
преобразить на свой манер,
вы излечили нас от лени,
от благодушья и химер.
Мы и за то вам благодарны,
что вы горласты и бездарны,
не то от родины вдали,
покуда вы ещё при власти,
мы прозевали бы напасти,
что вы для русских припасли.
Нас ваша ненависть сплотила.
Мы собираем нынче силы,
и каждый честный человек
встаёт теперь под наше знамя,
и русского самосознанья
не облатышить вам вовек!
Вам наших душ не искалечить,
вам не отнять, в конце концов,
ни русских школ, ни русской речи,
ни славы дедов и отцов.
Пока не изошли вы криком,
мы вам советуем всерьёз:
глотайте свой горох со шпиком,
а в наши щи не суйте нос!

 

День за днем

На экваторе — жарища.

В Арктике — кромешный лед.

Здесь же в утлые жилища

слякоть мерзкая ползет.

День за днем — туманец ртутный,

фонарей озноб и дрожь,

беспросветный, бесприютный

снег, переходящий в дождь.

Подморозит, и по новой -

то ли слезы, то ли смех,

беспредметный, бестолковый

дождь, переходящий в снег.

Водяное колесо,

так сказать, ни то, ни се…

Неуютно в этом мире,

оттого-то, может быть,

очень хочется в сортире

мне соседа замочить.

Судя по евонной роже,

вот уже четыре дня

хочется ему того же -

в отношении меня…

Виноваты в этом слякоть,

скука, суета сует…

Заходи-ка покалякать,

шизанутый мой сосед!

Помолчим с тобой в застолье,

отдавая дань вину.

После выползем на волю

и завоем на луну.

 

Перевод с юкагирского

Николай Курилов

Соседи

Прилетайте, чайки, чаевать,

собирайтесь, добрые соседи.

Нынче вы рыбачили опять.

Подскажите, где поставить сети.

По каким затонам бродит чир,

нагулял ли он бока крутые?

Прилетайте на рыбацкий пир,

чаюшки — соседи дорогие!

Собирайтесь, угощу я вас

белым хлебом и горячей кашей.

В сотый раз послушаю рассказ

о судьбе о хлопотливой вашей…

Прилетали чайки, чаевали,

рассказали хором, где бывали.

По-соседски приглашали птицы

вечером попробовать ушицы…

Так вот я с соседями живу

До шуги осенней. А с шугою

я за ними следом уплыву -

дело ждёт меня теперь другое.

Да и жить без них теперь я не смогу

на пустом и стылом берегу…

 

Перевод с  нанайского

Анна Ходжер

Яоко*

Опять воображенья -

мой волшебный яоко.

Мысль — до головокруженья -

улетает далеко.

И дыханья не хватает,

и не знаю до сих пор,

как на шкурах проступает,

появляется узор.

Силуэт дракона, тигра,

птицы, травы, дерева…

Я пока что не постигла

ложь и правду волшебства.

А пока я постигала -

очутился далеко,

сотворил чудес немало

мой волшебный яоко.

Вижу я на рыбьих шкурах

очертанья сопок хмурых,

утки плюхнулись на плёс.

Рыбка в озере играет,

к древу жизни подбегает

с молодым лосёнком лось…

Я склонилась над узором,

занята извечным спором

и понять мне нелегко:

я ли это рисовала

или, дремлющий устало,

мой волшебный яоко?

*Яоко — маленький женский нож для росписи рыбных шкур сказочными узорами.

 

Перевод с эвенкийского

Николай Оёгир

Мечта

Мечта моя, где ты?

Поленья

стремительно тают в огне.

Седлай же скорее оленя,

скачи побыстрее ко мне!

Мечта моя, где ты?

Не вижу

твоих я следов на снегу.

Так встань же на быстрые лыжи -

я жить без тебя не могу!

Мечта моя!

Слышу порою

в тайге я дыханье твоё.

Приди ко мне звонкой зарею -

я первый встречаю её!

Костёр разгорается с шумом.

Окрестные дали пусты.

И дым, что струится над чумом,

высок, но и зыбок -

как ты…

 

 

Популярность: 35%