Геутваль Клавдия Ивановна

Геутваль Клавдия Ивановна — чукотская сказительница, поэтесса-песенница, заслуженный работник культуры РСФСР.

Родилась в 1930 году в поселке Шелагский, выросла в Усть-Чаунской тундре. В 1948 году окончила среднюю школу в Певеке. Окончила двухгодичную партийную школу в Анадыре. Много лет находилась на партийной работе. В 1974 году создала в селе Рыткучи  известный национальный ансамбль «Йын'эттет»* («Северное сияние»). Клавдия Геутваль — участница III Всероссийского семинара молодых литераторов народностей Севера и Дальнего Востока, проходившего в  апреле 1983 года в Магадане.

Впервые стихи были опубликованы в альманахе «На Севере Дальнем» в 1982 году. Ее стихи — песни (она сама сочиняла и музыку к ним) знают и поют на Чукотке. Стихи её лиричны и гражданственны. Она автор сборников стихов «Песни тундры» и «Пуночка» (1985, в русском переводе). Отдельные стихи публиковала в сборнике «Поэзия народов Крайнего Севера и Дальнего Востока России» (М, 2002).

Умерла Клавдия Ивановна в 2002 году.

9 марта 2009 года в селе Рыткучи (к 70-летию посёлка) жители села установили памятную мемориальную доску на двухэтажном доме №12 по улице «Мира», где длительное время проживала Клавдия Ивановна Геутваль.

___________________

*Ансамбль «Йын’эттэт» был создан в 1974 году как фольклорный вокальный коллектив. В 1978 году ансамбль преобразовался в песенно-танцевальный. Первоначально задача коллектива заключалась в сборе и обработке материалов по традиционной культуре чукчей, а именно: сбор легенд и сказок, личных песен жителей тундры, восстановление старых, давно забытых танцев. Второй этап: создание новых номеров и репетиции. Третий — концертное обслуживание жителей Чаунского района, в том числе выезды агиткультбригад в оленеводческие бригады.

Вот как вспоминает первые годы ансамбля и Клавдию Геутваль старейшина коллектива Ирина Федоровна Кутгеут: «Ансамбль «Йын’эттэт» часто ездил к оленеводам. Вместе с нами ездили школьники, молодые девушки, не только коренной национальности, но и русские. Все умели танцевать, можно сказать, подхватывали на лету. Любо-дорого было смотреть. Молодежь хотела знать, как живут в тундре. Бывая там, они своими глазами видели жизнь оленеводов, старались помогать. А потом, когда мы работали в АКБ вместе с Клавдией Ивановной Геутваль, ездили на вездеходе не только по Чаунскому району, но и побывали в лесной зоне Анадырского района. Кроме того, что мы давали концерты, мы записывали на магнитофон чукотские песни, сказки, интересные рассказы. Вообще вели разнообразную работу».

Клавдия Ивановна Геутваль руководила коллективом до 1980 года. Затем она продолжила работать в агиткультбригаде села Рыткучи. А в ансамбле ей на смену пришли ее землячки, и каждая из них вписала в творческую биографию ансамбля «Йын’эттэт» свою интересную страницу.

Читать подробнее об ансамбле «Йын’эттэт»

По материалам газеты «Крайний север»

Игорь МОЛЧАНОВ
Как мне кажется, она была счастливым человеком. И хотя ее детство оказалось голодным и холодным, да и юность приносила не только радость, зато взрослая жизнь, почти до самого конца, сполна компенсировала издержки предыдущих лет.

Но эта самая взрослая жизнь не поднесла ей «компенсации» на блюдечке с голубой каемочкой, все далось с трудом…
РОВЕСНИЦА ОКРУГА
Газетчики часто называли ее ровесницей округа, поскольку и сама Геутваль, и ее малая родина родились в 1930 году. Ее трудовая биография характерна для многих ее земляков, которых на пороге взрослой жизни замечала власть. Вот потому и довелось ей работать в райкоме партии, в родном совхозе «Певек», где возглавляла партийное бюро, председательствовала в исполкоме усть-чаунского сельсовета, а последние годы трудилась методистом в агиткультбригаде села Рыткучи. Но не своими должностями привлекла к себе внимание Клавдия Ивановна, не благодаря им на небосклоне Чаунского района взошла ее звезда.

Прежде всего, она была по-этом. Притом таким, который, в отличие от многих, не выпячивает священный нимб над своей головой. Она была поэтом-тружеником, так бы я ее назвал. Скромным, осознающим, что ее место в ряду собратьев по перу находится где-то там, далеко от вершины. Она знала цену собственного слова. Негромкого, но честного, искреннего.
Когда я впервые ее услышал, а это было на сцене сельского Дома культуры в 1978 году во время концерта, завершившего очередной слет оленеводов района, захотелось познакомиться с нею. Когда она пела, мне казалось, что эта женщина в национальной одежде сошла со страниц книг Юрия Рытхэу, которыми я зачитывался еще до приезда на Север.
Вот так и состоялось наше знакомство. Но она не разделяла моего восторга по поводу своего выступления: наши оценки не совпадали. Если я был искренне рад, то она казалась разочарованной.
С ЧЕГО НАЧИНАЛАСЬ ЕЕ ПЕСНЯ
Она осталась недовольной и тем, что написала, и тем, как спела. Хотя в клубе ей аплодировали дружнее, чем всем остальным. Ей же казалось, что не те слова нашла и мелодию подобрала как бы случайную.

Позже я узнал, с чего начиналась ее песня. Как-то, приехав с агитбригадой в тундру и проводя там дни и ночи, одна из тундровичек пожаловалась ей на то, что по радио почти не звучат песни на родном языке. В тундре, дескать, мы сами поем, в селе — тоже, но у каждого — своя, ЛИЧНАЯ песня, а почему нет таких песен, которые были бы для ВСЕХ?
Вот с тех пор так и пошло… Что бы ни делала, ее мысли оказывались занятыми одним: где найти такие слова, чтобы они трогали других? О чем они должны быть? «Идет война священная» — это отклик на беду, призыв ко всем людям спасти страну. А разве «Бьется в тесной печурке огонь» или «Темная ночь» не о том же? Где же ей найти нечто подобное для своих земляков?
Немало было мучительных размышлений над тетрадными листами, над которыми она корпела, сдерживая, как молодых разгоряченных оленей, свои мысли, видя, что на чистый лист ложатся совсем не те слова. А где искать и как найти единственно нужные, единственно важные и единственно верные? Даже вскинулась от той простоты осознания — в собственных воспоминаниях, у оленеводов, у сельчан.
Корни — там. Но как извлечь эти слова, ведь душа — не ларец, ключиком ее не открыть? Значит, надо искать, искать, искать! Днем и ночью. Среди людей, но больше в…одиночестве. Так и столкнулась с тем, что называется «муками творчества»...
ВЫХОД НА СЦЕНУ — ВЫХОД НА ГОЛГОФУ
Услышал ее как-то художественный руководитель сельского Дома культуры Леонид Кудрин, поддержал и посоветовал выходить на сцену. Отнекивалась, стеснялась, боялась, но, переборов страх, вышла. Шла, как на Голгофу. С этого и началось.

После этого концерта пришлось выступать в Певеке, на сцене районного ДК, потом перед горняками рудника «Валькумей». И хотя в городе и рабочем поселке была публика, избалованная вниманием артистов, в том числе и столичных, но зрители тепло приветствовали певицу из Рыткучи. О ней заговорили, стали приглашать в другие поселки и села. Настал черед Анадыря и Магадана.
За признанием пошли и награды. В Анадыре она открывала окружной фестиваль уже собственной песней о Ленине. После пела в Магадане, на окружном и областном радио, выступала по телевидению. На книжных полках в ее уютной и зеленой от множества цветов квартире появились книги поэтов с дарственными надписями. Они ее заметили. А в те годы в Магаданской области была одна из лучших переводческих школ, поэты могли распознавать одаренного человека…
Она же себя такой не считала. Она просто работала, писала и пела. С каждой новой песней ее голос звучал увереннее.
«ЗЕМЛЮ ПОПАШЕТ, ПОПИШЕТ СТИХИ»…
Так писал когда-то Маяковский о советских людях, разносторонне одаренных. В какой-то мере это относилось и к Клавдии Ивановне, хотя ее «пахота земли» заключалась в работе методистом сельской агиткультбригады.

С каждым годом в ее тетрадке появлялось все больше стихов. Они уже не все «укладывались» в песни, им нужен был другой выход. В альманахе «На Севере Дальнем» в 1982 году появилась первая подборка ее стихов, а через два года магаданское книжное издательство выпустило в свет сразу два небольших сборника ее стихов: «Песни тундры» на ее родном языке и «Пуночка» — на русском. На подобную «щедрость» книжное издательство пошло с началом реформ, с наличием денег у автора, а тогда мерилом таланта было совсем другое.
По выходным данным можно проследить за скоростью их прохождения. От «сдано в набор» до «подписано к печати» всего два-три месяца — скорость на ту пору почти крейсерская. Над оформлением сборников работал известный художник — бывший певекчанин Валерий Цирценс. Редактором русского сборника была Лина Григорьевна Тынель — бывший председатель Чукотского окрис-полкома…
Эти две небольшие книжечки мне кажутся крыльями той самой пуночки. В предисловии к ним магаданский переводчик Владимир Першин написал: «Ее стихи-песни (она сочиняет и музыку к ним) знают и поют на Чукотке. О чем они? О людях оленного края. Именно они, оленеводы, — главные герои ее произведений, она бесконечно влюблена в них, в их тяжелый, самоотверженный труд, в их открытые всему доброму, истинно человеческому сердца. Геутваль талантливо воспевает очень суровую и очень ранимую чукотскую природу».
Я люблю листать «Пуночку». Не только потому, что она с дарственной надписью Клавдии Ивановны, когда я 21 декабря 1986 г. встречался с нею в ее родном селе. Мне нравятся ее бесхитростные, простые на бумаге строки, но я к тому времени уже знал, чего стоила автору их простота, сколько бессонных ночей она забрала…
ПОЭТ И НА ЧУКОТКЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЭТ
Этот перифраз широко известной поэтической и верной строки Евгения Евтушенко относится и к Клавдии Ивановне, чье литературное наследие не так уж велико — к названным публикациям можно добавить то, что появлялось в газетах района, округа и области. Однако это не помешало специалистам других профессий разглядеть в них такое, в чем они сами нуждались. К примеру, в 1977 году, когда в район прибыла этнографическая экспедиция доктора исторических наук И.С.Гурвича, то ученые сразу же обратились к Клавдии Ивановне за помощью. Она много рассказывала им об обычаях своего народа, и ей приятно было видеть, что этим заинтересовала гостей. Приятно было ей получить письмо от И.С. Гурвича с благодарностью за большую помощь, оказанную современной этнографии…

А на следующий год она была приглашена «Мосфильмом» на съемки фильма по роману нашего земляка Олега Куваева «Территория». И хотя поначалу терялась в догадках, чего «киношники» ждут от нее, одно знала — это роман о ее родной Чукотке и ее людях. И потому она должна сделать все, чтобы всесоюзный зритель сумел увидеть ее родину такой, какая она была и есть. Для этого и согласилась с предложением киностудии — исполнила в фильме песню о Чукотке...
А в 1982 году пришло новое приглашение от «Мосфильма» — теперь уже консультантом кинокартины, снимавшейся по роману тоже нашего земляка Николая Шундика «Белый шаман». Когда творческая труппа работала в районе, мне приходилось общаться не только с актерами, но и директором фильма Раисой Фединой. Она отмечала, что им повезло с консультантом, хотя и пришлось пойти на какие-то финансовые издержки: Клавдия Ивановна напрочь отмела кое-что из привезенного реквизита. С такой же настойчивостью она продолжала работать и на площадках «Мосфильма» — добивалась, чтобы на экране ее родная Чукотка выглядела настоящей, без глянца. Но в целом, как делилась позже своими впечатлениями, она осталась недовольна.
Из Москвы она прислала в Певек письмо завотделом культуры Алле Смирновой, с которой у нее были дружеские отношения. «Раиса Ивановна (Федина) меня свела с работниками народного творчества, и я пела в концертном зале Останкино. Так что следите за телепередачами. И вообще, эта поездка мне сильно понравилась. В общем, мне приснился сон...».
Как человек творческий, она собирала мифы и легенды своего народа. Брала в тундру старенький магнитофон и записывала в ярангах то, что переходило из рода в род, от старшего поколения к младшему, и потому жило в веках. Дома расшифровывала записи, переносила их на бумагу. Как-то посетовала, что не успевает. Просила сына, и тот помогал…
…Под конец жизни Клавдии Ивановне, как и многим, выпало тяжелое испытание. По своей тяжести оно мало чем уступало тому, через что пришлось ей пройти в далеком детстве. На старости лет снова довелось вспомнить, что такое голод.
Как-то, в середине девяностых, мне пришлось побывать в Рыткучи, и я не преминул заглянуть к Клавдии Ивановне. Не узнать было и хозяйку, да и квартиру будто подменили. Клавдия Ивановна уже не работала, стала, как выразилась, «стопроцентной пенсионеркой». А пенсионерам тогда подолгу задерживали пенсию. Чем она питалась, как могла жить, я, чтобы не бередить раны, не стал спрашивать — помочь-то и сам ничем не мог. Не посмел я спросить, что ей удалось написать, о ее творческих планах. Какие, к черту, творческие планы на голодный желудок?
Но на столе я все же заметил листы бумаги и ее очки. Значит, душа все еще рвалась в полет…
А потом из Рыткучи пришло известие о том, что Клавдия Ивановна Геутваль скончалась. И случилось это в тот самый день, когда в 2002 году в Анадыре открывался окружной фестиваль национального искусства «Эргав». Фестиваль как бы подхватил оброненную ею песню…

Библиография:

(книги на чукотском/русском языке)

1985 «Песни тундры» / «Грэпыт эмнун’ин»

1985 «Пуночка» (сборник стихов)

***

Песня о диком олене

Куда ты,
дикий и запаленный,
навстречу ветру,
куда, Чужак?

Неужто овод
такой каленый,
что ты решился
от нас бежать?

О, как несешь ты
рога тугие,
какой ты статный
как легок шаг!

И мы — такие,
да не такие...
Не покидай нас,
Олень-Чужак!

Дикарь, останься
на праздник Гона,
останься, милый,
и сам поймешь,
что ни к чему тут
нелепый гонор.
Где ты невесту
белей найдешь?

Какой ты глупый,
какой серьезный!
Куда — от лета,
как от зимы?
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Чудак! Ты, может,
на то и создан,
чтоб любовались
тобою мы...

перевод Владимира Першина

***

Речка

Тундровая речка,

Чистая водица

Словно память мамы -

Не могу напиться.

Зеленеют кустики

И забот не ведают.

Весело по берегу

Оленята бегают.

Серебрятся рыбицы.

Небо в речке видится.

Выскочит олешек,

Ущипнет листочек.

Ты ему прохладный

Подари глоточек:

Пусть растет везучим,

Смелым и могучим.

По тебе грущу я,

И на век ропщу я,

Будто твой ребенок -

Это мой ребенок,

Будто твой олешек -

Хрупкий, как орешек.

Видимся все реже.

Что с тобою будет?

Поклонитесь речке,

Поклонитесь, люди…

перевод Владимира Першина

***

Пуночка

Амын етти,

тундровичка-пуночка!

Протяну к тебе

ладонь-луночку:

ты садись,

теплее будет,

милая,

ведь пора у нас пока

стылая.

За метелями весна

жгучими,

за снегами,

за горами дремучими.

Скок-поскок! -

ты в торбасочках из ровдуги

вслед за мной

по-над крутыми сугробами

В керкере* пестром

на морозе остром.

Ах, певунья,

ах, невеста-красавица!

Твои песни

неспроста

людям нравятся,

а особенно — когда

не везет:

непогода, писем нет,

день — как год.

Ты запела -

запоет вертолет

и любимого сюда

принесет

или — строчку от него

обо мне.

Значит, пуночка

запела

к весне!

Амын етти,

тундровичка-пуночка!

…Я тяну ладони к ней

луночкой.

И дрожит моя сестра

малая.

А на лапках -

серебро талое…

перевод Владимира Першина

***

Северное сияние

Пропало солнце.

А луну

украли тучи.

Тугое время

Землю мчит,

куда — не знаю.

А ночь полярная молчит.

И нет ей края.

О как ты спишь,

земля моя,

как сон твой крепок!

Заснули реки и моря,

заснули сопки.

Под тяжким снегом

тундра спит -

когда-а-а проснется?

И дремлет

в пологе своем

Сиянье даже.

Сиянье Севера,

проснись,

проспишь всю зиму!

В ночи полярной

ты для нас -

дороже солнца.

В кухлянке праздничной своей

явись народу

так, чтобы оторопь взяла

детей мороза.

Станцуй,

Сиянье,

в небесах.

Ты так танцуешь!

Подолом радужным

смахни

густые тучи.

Тоску

надеждой

озари,

улыбкой детской,

и день

от ночи

отдели.

Ты это можешь!

перевод Владимира Першина

***

Мать и сын

Под белым небом

по белому снегу

землячка

ведёт

аргиш**.

Раскосая.

Смугло-матовая.

Стройная.

Залюбуешься!

Глаза её,

не мигая,

смотрят

на Солнце встающее.

Следом -

Олень

снежайший

тянет большой кааран***.

А внем

из-под

малахая -

две люботные щелки:

Первенец.

Сын.

Любимец.

Хозяин древней земли.

Следом -

оленье стадо.

Нету нигде такого:

хватит стране

и мне,

хватит и тем,

кто вне.

Землячка моя

довольна,

а сын -

аж в ладони бьет.

А солнце громада красная

встает,

плывет

и поет…

перевод Владимира Першина

***

Костерок

Костерок -

сбеседник усталого путника -

это запах отца,

берущего на руки дочь.

Костерок -

свет надежды летящей и тающей -

это запах Оленя,

трубящего в белую ночь.

Костерок -

сердце мамы моей беспокойное -

это запах тех песен,

что слышит дитя в шуме зим.

Костерок -

друг, со мной печаль коротающий, -

это запах веков,

исчезающих вместе с ним.

перевод Владимира Першина

***

Куропатки

На Чукотке

старички

носят белое,

подбивают торбаса

снизу мехом:

греют ноги,

что свое отходили

по снегам,

по кочкам-мхам

и по сопкам.

И точь-в-точь как старичок -

куропатка:

ходит в белом,

лапки пухом подбиты.

Молодая вед,

девчонка еще,

а беспомощна,

как дедушка мой.

Не дано им улететь

с этих мест:

он уж старый,

а она — из невест.

Ну и жили бы себе

сколько надо!

Только — нет:

одна

сегодня

стою…

Умер дедушка.

И тотчас же люди

подстрелили

куропатку мою.

перевод Владимира Першина

***

Привези свои глаза

На оленях быстроногих

привези

свои глаза.

Пусть печаль в них

и тревога.

И усмешка.

И гроза.

Если даже

будут слезы -

привези,

не вытирай:

вдруг

они — не от мороза,

вдруг

пролились

через край…

перевод Владимира Першина

Мальчишке

Земля чукотская протяжна,

бела,

скудна

и холодна.

Но ты по ней

иди отважно.

крепыш, -

она т е б е дана.

Она оленями богата.

Работы хватит на века.

Пружинь свой шаг:

она поката,

как спелой важенки бока.

Сера земля.

Но сколько света

от земляков,

зверей

и птиц!

Продли ее скупое лето,

добавь тепла

из-под ресниц.

Шагай, крепыш.

Все так, как надо.

Прожить -

не тундру перейти,

а я — как тундра -

буду рада

помочь тебе

в твоем пути.

перевод Владимира Першина

***

Ой — ты!

Вышли из яранги -

очень удивились.

А Любаша даже

вскрикнула:

— Ой — ты!

За ночь

с нашей тундрой

что-то приключилось:

на равнине белой

выросли кусты!

Все сказали:

— Коо!...****

— Всякое бывает.

— И не то видали…

— НЛО?

— Мираж!

А кусты -

навстречу

д в и ж у т с я как будто!!!

Мы глаза протерли

и вспотели аж!

А кусты -

все ближе.

Какомэй!!*****

У п р я ж к а!

А на нартах -

парень,

да еще к а к о й!

В беленькой камлейке,

юный,

белозубый,

светлый

и весенний

братец мой родной!

Все сказали:

— Ка-а...******

Ты, Любаша наша, -

хитрая какая! -

знала: не к у с т ы!

И краснеет Люба.

И хохочет братец.

(Не ко мне ведь ехал!)

Тайны их чисты.

…Мы сначала:

— Коо…

А потом мы:

— Ка-а…

А на самом деле

все это:

— Ой — ты!

перевод Владимира Першина

***

*Керкер (чукотск.) — женский комбинезон

**Аргиш (чукотск.) - караван запряжённых оленей

***Кааран (чукотск.) — нарта с кибиткой (для перевозки детей)

****Коо (чукотск.) — восклицание, выражающее неопределенность восприятия

*****Какомэй! (чукотск.) — возглас удивления

******Ка-а (чукотск.) — восклицание, выражающее высшую степень удивления.

Популярность: 29%

Оцените эту запись:
1 звезда2 звезды3 звезды4 звезды5 звезд (3 голосов, средний: 5.00 из 5)
Loading ... Loading ...
Вы можете прочитать комментарии к этой записи в формате RSS 2.0. Вы можете оставить комментарий или обратную ссылку с вашего сайта.

Один комментарий к записи “Геутваль Клавдия Ивановна”

  • 29 Mar 2013, 20:11 г.
    Цитировать

    Чудо, какие стихи. Восхитительно! Жаль, не читаю в чукотском оригинале. Переводчику — отдельное спасибо.

Оставить комментарий